Беспилотная военная техника и соответствующие инструменты развиваются быстрыми темпами. Однако, несмотря на все успехи, общественность до сих пор не видела в действии подобных боевых судов. Недавнее испытание такой боевой машины произвели военно-морские силы США в открытом море близ штата Мэриленд.

Во время тестирования управляемое удалённо 11-метровое судно выпустило несколько ракет по плавучей цели. Хотя флот США уже пытался использовать беспилотные подлодки для разминирования, разведки и других оборонительных задач, небольшое судно (аналогичное изображённому выше) — первая попытка исследовать применимость подобных решений для боевых задач. Марк Моузес (Mark Moses), управляющий программой, заявил, что это «первый существенный шаг в области использования беспилотных машин в боевых условиях». Работа над этим боевым катером велась несколько прошлых лет на базе в Ньюпорте (штат Род-Айленд). На судне закреплена двойная ракетная установка и система шасси Mk-49, созданные Rafael и полностью автоматизированные. ВМС США рассматривают систему в качестве средства возможной защиты побережья без риска
для военных моряков или береговых охранников. Также подобные системы могут применяться и в других условиях для борьбы с мелкими судами противника.
3dnews

Проблеме ядерного разоружения не один десяток лет. О безъядерном мире начали говорить с самого момента изобретения атомной бомбы, но до какого-то момента слова оставались словами, а ядерные потенциалы лишь увеличивались. Однако в 1962 году произошёл Карибский кризис, который привёл к осознанию руководством сверхдержав тех опасностей, которые таит в себе огромное количество накопленного к тому моменту ядерного оружия. После этого между руководством США и СССР был налажен контакт, который привёл к подписанию ряда соглашений по уменьшению международной напряжённости. Этот период известен как политика разрядки.
С момента начала разрядки было принято несколько двухсторонних договоров, которые действительно в значительной мере разрядили международную обстановку. Это Договор о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) 1968 года, два Договора об ограничении наступательных вооружений (СНВ-I и СНВ-II) 1972 и 1979 годов, Договор об ограничении средств противоракетной обороны (ПРО) 1972 года, а также Договор о ликвидации ракет средней и малой дальности (РСМД) 1987 года. Продолжением этой политики после распада Советского Союза являются три договора о Сокращении наступательных вооружений: СНВ-I 1991 года, СНВ-II (был подписан в 1993 году, но в силу не вступил) и СНВ-III 2010 года.
На первый взгляд, ситуация выглядит позитивно: количество ракет сокращается, часть из них снимается с боевой готовности, и не за горами наступление прекрасного безъядерного мира, когда люди смогут, не боятся вражеских боеголовок, которые в одночасье смогут превратить огромные города в пыль. Однако всё не так просто: в 2001 году Соединённые Штаты уведомили Российскую Федерацию о выходе из бессрочного договора по ПРО, а в 2002 году вышли из договора и начали активно разрабатывать программу по созданию новых районов противоракетной обороны в Восточной Европе.
С этого момента вопрос европейской ПРО остаётся, пожалуй, самым болезненным в двухсторонних отношениях. Несмотря на все утверждения о том, что европейская противоракетная оборона ни в коем случае не направлена против России, как в Белом доме, так и в штаб-квартире НАТО категорически отказываются предоставить какие бы то ни было юридически обязывающие гарантии этой ненаправленности. При этом и Москва, и Вашингтон по-прежнему являются активными участниками Договора о нераспространении, Шестая статья которого гласит, что стороны обязуются в духе доброй воли вести переговоры "о всеобщем и полном разоружении под строгим и эффективным международным контролем". Поэтому проблема дальнейшего сокращения ядерных вооружений всплывает вновь и вновь. Тем не менее, российское руководство уже дало понять, что будет обсуждать дальнейшее сокращение только в увязке с переговорами о противоракетной обороне. И недавно Вашингтон послал сигнал, что готов на уступки.
Именно в этой связи Российский совет по международным делам (РСМД), совместно с международным движением Global Zero решил провести конференцию под названием "Ядерное разоружение "за" и "против", в ходе которой при помощи ведущих экспертов в этой области выяснить, каковы перспективы дальнейшего разоружения.
В ходе конференции был подробно проанализирован последний доклад Global Zero, написанный, в том числе, при участии недавно вступившего в должность министра обороны США Чака Хейгела, а также ответный доклад РСМД "Десять лет без договора по ПРО". В ходе своего доклада крупнейшие эксперты в области ядерного оружия, принимавшие активное участие в переговорах по договорам СНВ, рассказали о современном положении вещей, а также попытались определить минимальный уровень стратегических вооружений, необходимый для поддержания ядерного баланса.
Сергей Рогов, директор института США и Канады РАН считает, что тематику ядерного разоружения необходимо кардинально расширить:
"На данный момент проблема ПРО действительно является принципиальным моментом в переговорах по ядерному разоружению. С другой стороны, на мой взгляд, эта позиция насколько устарела. Конечно, при переговорах о дальнейшем сокращении ядерных потолков мы должны учитывать проблему противоракетной обороны, но за десять лет технологии шагнули далеко вперёд, поэтому, противоракетная оборона – не единственное, что влияет сейчас на баланс сил. В нашем докладе мы насчитали шесть факторов, которые также должны стать – сейчас или позднее – предметом переговоров.
Первый – это стратегическое ядерное оружие. Хочется нам того или нет, оно по-прежнему остаётся главным фактором геополитической стабильности. Второй – это ядерное оружие тактическое, с радиусом действия менее 3,5 тысяч километров. По договору о ракетах средней и малой дальности они уничтожены и у нас, и у США, но по-прежнему есть у Великобритании и Франции, а также у новых ядерных держав, например, у Китая. Поэтому переговоры по этому пункту необходимо вести не только с США, но и с другими членами ядерного клуба. Третий пункт это, само собой, противоракетная оборона – нам жизненно необходимо продолжать переговоры на эту тему, хотя уже сейчас очевидно, что нового договора по ПРО не будет.
Ещё три пункта могут показаться не такими важными, однако, со временем их значимость будет только возрастать. Четвёртый пункт это, конечно, высокоточное оружие, то есть, крылатые ракеты с лазерным наведением, которые уже сейчас могут преодолевать расстояния более 4 тысяч километров и беспилотные летательные аппараты морского базирования, которые на данный момент покрывают примерно 90% поверхности земного шара. Пятый пункт – это космическое оружие: хотя сейчас его нет, разработки ведутся уже не один десяток лет, поэтому мы должны быть морально готовы к его появлению. Ну и последний, шестой пункт это кибероружие, получившее сейчас широкую известность благодаря китайско-американским кибервойнам. Учитывая, что сейчас все сложные системы регулируются компьютерами, последствия кибератаки могут оказаться подчас более внезапными и непредсказуемыми, чем атака с помощью обычных вооружений. Таким образом, нам уже сейчас нужно создавать задел под новые плоскости переговоров, не ограничивая себя в узких рамках ядерного разоружения. Нужно подходить к этому вопросу шире".
Военные эксперты, присутствовавшие на заседании, согласились с необходимостью дальнейших переговоров о разоружении, однако, обратили внимание на то, что разоружаться до бесконечности невозможно, и однажды наступит момент, после которого дальнейшее разоружение будет означать прямую угрозу упреждающего обезоруживающего удара.
Виктор Есин, ведущий научный сотрудник Центра проблем военно-промышленной политики Института США и Канады РАН, генерал-полковник:
"Конечно, существующие лимиты в 1500-1550 боеголовок не являются окончательными. В отличие от времён Холодной войны мы хорошо понимаем, что необходимости в паритете, то есть в соотношении один к одному, сейчас нет. Подумайте сами, какая разница, можете ли вы уничтожить территорию противника три раза или один? Важен сам факт взаимно гарантированного уничтожения, факт того, что мы в любом случае сможем нанести противнику неприемлемый ущерб. И в принципе, для этих целей нам достаточно 1000-1100 боеголовок, так что переговоры по дальнейшему разоружению имеют шансы на успех.
С другой стороны, не стоит забывать, что сокращение вооружений, то есть, физическое уничтожение боеголовок не является единственным фактором по укреплению мер доверия. Для этого существует множество других способов, например, снятие снарядов с ядерным оснащением с боевого дежурства, при том, что они смогут быть готовы в течение 48 или 72 часов. Другой вопрос, что при сокращении ниже уровня в 1000 боеголовок мы оказываемся в ситуации, что существующих вооружений, что называется, впритык для того, чтобы нанести неприемлемый ущерб, и тогда роль противоракетной обороны резко возрастает. На данный момент американцы пока не нарушают даже условий договора 1972 года. Там обозначен максимум в 200 стратегических ракет-перехватчиков, а у них сейчас 36. Но план Обамы о развёртывании третьего позиционного района может всё изменить, отсюда и обязательная привязка дальнейших переговоров к проблеме ПРО".
После экспертных докладов и небольшого перерыва началось обсуждение, собственно, положительных и отрицательных сторон дальнейшего разоружения, а также его роли в российско-американских отношениях. Первым выступал ведущий научный сотрудник Института проблем международной безопасности РАН Алексей Фененко:
"При всех положительных чертах политики разоружения, стоит обратить внимание на то, кто является инициатором этого процесса. Хотя переговоры на эту тему ведутся уже давно, последний всплеск интереса к этой теме, а также появление движения Global Zero совпало с обсуждением интернационализации замкнутого ядерного цикла с созданием специального механизма контроля, наподобие того, Подобный вариант контроля напоминает план Баруха 1946 года. Постепенный запрет ядерного оружия как такового и строгий контроль над теми, кто имеет возможность его произвести, приведёт к тому, что контроль окажется в руках того, кто имеет преимущество в обычных и, особенно, высокоточных вооружениях.
То, что происходит сейчас, это прощупывание почвы. Действительно, Обама первым вышел на контакт, однако, полтора года до этого в переговорах не было вообще никакого развития. А не было его именно потому, что американцы последовательно отвергали все наши предложения – и подписание дополнительного протокола по ПРО к СНВ-III, и о создании секторальной ПРО, и о юридически обязывающих гарантиях. Это стало очевидно в июле 2011 года на заседании совета Россия-НАТО в Сочи, когда генсек Альянса заявил, что подобные гарантии противоречат духу НАТО как единого военного блока. А окончательно переговоры были похоронены ровно год назад, 7 марта 2012 года, когда Хиллари Клинтон прямым текстом заявила, что Россия не имеет право вето в вопросах ПРО. После этого и наступил кризис, из которого сейчас пытается найти выход обновлённая администрация Обама.
Не будем забывать о том, что Россия – единственная страна в мире, которая физически способна уничтожить Соединённые Штаты. Именно поэтому в США считают, что Холодная война закончилась для них плохо: советское ядерное оружие не было демонтировано и по-прежнему представляет угрозу. Договоры хороши, когда они на чём-то основаны: давайте вспомним договор с Риббентропом 1939 года, который почему-то не уберёг СССР от войны. Никто не знает, что ждёт Россию после разоружения ниже обозначенных пределов. Но, если анализировать примеры из мировой истории, то ничего хорошего".
С этой точкой зрения не согласен второй участник дебатов, координатор программы "Программы нераспространения" Московского центра Карнеги Пётр Топычканов:
"Проблема заключается не в том, что российское руководство не понимает те угрозы, которые несёт дальнейшее разоружение, а то, что отсутствие переговоров по этой теме ведёт к недостатку транспарентности в отношениях двух стран. Между тем, кризисы чаще всего происходят тогда, когда стороны не осведомлены о намерениях друг друга, и лучший способ этого избежать – это поддерживать постоянные контакты, причём не только в экспертной среде, но и в высших эшелонах власти, например, между советниками президента.
Исторически сложилось так, что переговоры о сокращении ядерных вооружений являются ключевой темой в российско-американских отношениях. Однако это не означает, что у отношений нет другого наполнения – просто, когда по этому вопросу существует консенсус, причём в широком смысле, как между странами, так и внутри разных групп номенклатуры, тогда эти отношения начинают более интенсивно развиваться по другим вопросам. Конечно, реалии меняются, и в новых договорах необходимо учитывать и новые вызовы, в том числе, высокоточное оружие, но без дальнейших переговоров добиться этого будет невозможно.
Конечно, разговоры о "глобальном нуле" – в большей степени популизм, рассчитанный на международную поддержку, но он может помочь привлечь другие ядерные страны, например, Китай, Индию, Пакистан, а реально мы оперируем очень большими промежутками времени. Те потолки в 1550 боезарядов, которые существует сейчас, будут действовать до 2020 года. Если к тому времени удастся достичь нового соглашения, например, о сокращении до 1200 боезарядов, оно будет действовать, как минимум, до 2030 года. А к тому времени очень многое может измениться, в том числе, и роль ядерного оружия".
Участники дискуссии не пришли к окончательному решению о необходимости дальнейшего снижения потолков, однако, с необходимостью дальнейших переговоров никто не спорил. Сейчас в России наблюдается кризис преемственности между специалистами по ядерному оружию старого поколения и молодыми учёными, недавно закончившими вузы. Одной из главных целей конференции было организовать эту преемственность и наладить контакты, и эта цель была достигнута. Возможно, через двадцать лет, те, кто с неподдельным интересом слушал доклады экспертов, будут сидеть за столом переговоров и обсуждать очередное снижение ядерных потолков. И будем надеяться, что им удастся найти наполнение для российско-американских отношений, на каком бы уровне они ни находились.